Лесть подобна духам можно упиваться их ароматом но пить их нельзя
Содержание статьи
Цитаты, только цитаты и ничего, кроме цитат
Прекрасная свинарка, или неподдельные нелицеприятные воспоминания экономической советницы Минны Карлссон-Кананен, ей самой написанные
* Мы все ужасно любим строго судить других, дабы самим не быть судимыми.
* Жизнь есть комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует.
* Аккуратный человек напрасно тратит свое драгоценное время, ожидая тех, кто опаздывает.
* Добродетель имеет много поклонников, но мало последователей.
* Золотое правило: не говори длинно, ибо жизнь коротка!
* Лесть подобна духам: можно упиваться их ароматом, но пить их нельзя.
* Многие мемуары напоминают адвокатскую речь или ванную комнату: и то и другое специально создано для очищения.
* У меня также имеются свои непоколебимые принципы: например, я охотнее дарю, чем даю в долг, поскольку и то и другое обходится одинаково дорого. {…} Я не понимаю современной поэзии и картин Пикассо, поскольку их значение надо разгадывать.
* Она знала по опыту: если мужу не дать всего, что он хочет, — потеряешь мужа. А если отдашь ему все, что имеешь, — тоже потеряешь его. Самое лучшее, следовательно, оставаться пассивной. Так она и поступала.
* Поскольку покойник не способен защищаться, я больше не хочу говорить о нем правду.
* Как нелогичны бывают мужчины! Пессимисты уверены, что все женщины — легкого поведения, оптимисты же, напротив, хотели бы, чтобы это было так.
* По самой сути своей мужчины жалки, но они отлично скрывают это при помощи самолюбия или хорошего аппетита.
* Я была бы очень несправедлива к мужчинам, если бы разделила их только на основные классы — на дураков, свиней, потаскунов и хамов. Я нашла в их массе множество приятных исключений, милых, очаровательных человеческих индивидуумов, которые могли бы наверняка стать образцовыми мужьями, если бы матери с детства не испортили их скверным воспитанием.
* Когда мужчина любит, брак для него ничего не значит; если же брак для него самое важное, тогда любовь ничего не значит.
* Добропорядочность [есть] не что иное, как наивность.
* Что стало бы с нашим миром, если бы человечество во всем полагалось на активность мужчин? Браки держались бы от силы один месяц. Ибо каждый мужчина готов предложить женщине страсть — на две недели, взамен же требует от нее два года страсти, двадцать лет любви и всю жизнь восхищения. Активность мужчины сразу кончается, едва он полюбит другую женщину, активность женщины, напротив, только тогда и начинается!
* Вице-директор тут же нервно заговорил, забыв золотое правило: не говори длинно, ибо жизнь коротка! Но, поскольку ему легче было произносить слова, чем думать, он, естественно, их произносил.
* Он посмотрел на меня ласковым взглядом, ну, по меньшей мере так, как человек, желающий любить ближнего своего.
* У Сеппо Свина резко опустились уголки рта. Он не терпел, чтобы ему напоминали его собственные слова.
* История человеческой мысли знает лишь одно убедительное правило хорошего поведения: «Поступайте с людьми так, как вы хотите, чтобы они поступали с вами».
* Любовь, как и грех, требует согласованных действий единомышленников.
* Деньги не прибавляли счастья, но они обеспечивали удобства.
* Мой обожаемый Ги де Мопассан когда-то сказал, между прочим (с присущей ему легкостью мысли), что наша жизнь — это постель: в ней мы рождаемся, любим и в ней же умираем.
* Взаймы брать лучше всего у пессимистов, так как они уже заранее не надеются что-либо получить обратно.
* Зубную боль и зависть очень трудно скрывать.
* Это был довольно молодой человек, его совесть еще не целиком состояла из боязни полиции, а патриотизм его не испарялся, даже когда речь заходила о налогообложении.
* Я не даю денег на благотворительность, поскольку большая часть их расходуется на жалованье чиновникам или расхищается.
* Я слепо следовала правилу Энсио Хююпия: ешь, пей и веселись, ибо завтра начнется пост!
* Взаимное недопонимание, как это обычно бывает, привело нас к решению вступить в брак.
* Он не был совершенно поверхностен, хотя вернейшим признаком поверхностного ума человека считают постоянную и неудержимую готовность слова, когда человеку, мягко выражаясь, не нужно лезть за словом в карман.
* Женщина никогда не может почувствовать полного счастья, пока не выйдет замуж, — а тогда уже слишком поздно.
* Если определять по учебнику логики, правда означает лишь тождественность содержания двух предложений. Но обычно о ней говорят бережно, стараясь экономить ее, поскольку она является большой резкостью.
* Люди, совершая безобразные поступки, прибегают обычно к красивым объяснениям.
* Надкусив яблоко, всегда приятнее увидеть в нем целого червяка, чем половинку его.
* Маленький сухой человек вытер со лба пот. Говорить ему было тяжело, но, вероятно, он знал, что рыть канавы еще тяжелее, а потому старался по мере сил тащить тяжкое бремя.
* Время для разговора я выбрала неудачное: раннее утро, когда большинство людей страдает хронической брюзгливостью. Умные люди поэтому выбирают профессию актера, чтобы иметь возможность спать до полудня.
* Я не могла осуждать моего компаньона за мнение, несогласное с моим, ибо если два человека всегда высказывают одно и то же мнение, то один из них просто лишний.
* У мужчин наблюдается естественная склонность не только к мании величия: для сохранения своего божественного самомнения они считают необходимым по каждому вопросу возражать против предложений, которые вносит женщина.
* Благородное мужское достоинство состояло в том, что мужчина всегда знал, что и как надо делать. Он называл это моралью. Зато женщина угадывала, что, по мнению мужчины, надо делать ей. Это именовалось внутренней чуткостью.
* Ненасытная жажда нежности и ласки, свойственная мужчинам, обычно перестает их мучить вне дома, но зато дома они всего быстрее освобождаются от джентльменства.
* Одна маленькая особенность отличает мужчину от свиньи: мужчина вечно требует со своей попечительницы нежности и пищи, а свинья — только пищи.
* — Милая, не трать на меня своих драгоценных слов: довольно и взгляда!
——
+ Остаток хорош.
~ А чтение — так себе.
Источник
Читать
Мартти ЛАРНИ ПРЕКРАСНАЯ СВИНАРКА или Неподдельные и нелицеприятные воспоминания экономической советницы Минны Карлссон-Кананен, ею самой написанные Предисловие, КОТОРОЕ СЛЕДУЕТ ПРОЧЕСТЬ Однажды в декабре 1958 года, вечером — едва кончили передавать последние известия — у меня зазвонил телефон, и незнакомый женский голос назвал мое имя. — Говорит экономическая советница Минна Карлссон-Кананен. Я хочу побеседовать с вами о деле, весьма для меня важном. Не могли бы вы сейчас приехать ко мне? Через десять минут моя машина будет у вашего подъезда. Двадцатью минутами позже я был на Кулосаари в роскошном особняке видной предпринимательницы, известной также своей благотворительной деятельностью. Я тут же узнал хозяйку дома, ибо в течение многих лет видел ее бесчисленные портреты на страницах газет и журналов. Это была высокая, статная женщина, виски которой слегка тронула седина. Красивое лицо ее выражало усталость и было почти сурово. Она говорила по-фински без ошибок, но с легким иностранным акцентом. — Прошу прощения за то, что я осмелилась побеспокоить вас. Вы один из тех одиннадцати финских писателей, которые ни разу не обращались в мой Фонд за ссудами и пособиями для продолжения своей литературной деятельности, и единственный, кого мне удалось поймать по телефону. Пожалуйста, садитесь! Виски, коньяк, шерри? — Спасибо, не надо ничего. — Отлично, я и сама не употребляю алкоголя. Но ведь я не писательница, а деловая женщина, что дает мне право на некоторые вольности. Не в моем обычае долго толочь воду в ступе, а потому перехожу прямо к делу. Я завтра уезжаю из Финляндии и больше, по-видимому, не вернусь в эту страну; разве что наведаюсь как-нибудь проездом. Последние два года я жила тихо, уединенно и за это время, используя личные дневники, написала воспоминания о некоторых событиях моей жизни. Мне хочется опубликовать эти воспоминания отдельной книгой, для чего нужна ваша помощь. Поскольку финский язык для меня не родной, в рукописи, естественно, имеются ошибки. Я прошу вас устранить грамматические погрешности, а затем направить мой труд издателю. Потом вы подадите счет в кассу Фонда, носящего мое имя, и ваше усердие будет оплачено. Я распоряжусь, чтобы приготовили деньги для вас. Вот и все, что я хотела сказать. Она передала мне рукопись и встала, собираясь проводить меня в переднюю. Я осмелился полюбопытствовать относительно ее дорожных планов. Она ответила в своей спокойной манере: — Сначала я думала переселиться на Канарские острова, но, съездив туда для ознакомления, тотчас отказалась от этой идеи. Поселиться там — все равно что переехать на Коркеасаари! Моя секретарша целый год искала подходящее место и в конце концов нашла. Итак, я уезжаю на острова Галапагос, где мне удалось купить пять тысяч гектаров земли. Там уже готова пристань для моих яхт и аэродром. Идеальное место для человека, которому надоело общество себе подобных. Ни радио, ни телевидения, ни электричества, ни полиции, ни любопытных соседей. Этот особняк со всей движимостью я сегодня передала в ведение моего Фонда. Ну вот и все. Я надеюсь, вы исполните мою просьбу и позаботитесь о том, чтобы эти скромные воспоминания стали книгой. Аудиенция продолжалась пятнадцать минут. И вот теперь я наконец исполнил просьбу экономической советницы Минны Карлссон-Кананен: ее мемуары выходят в свет. Я не стал ничего менять в них, хотя трудно было удержаться; лишь некоторым известным лицам я дал вымышленные имена — в силу пиетета. Однако могу заверить, что персонажи, фигурирующие в воспоминаниях, не являются плодом воображения. Хельсинки, май 1959 г. М.Л. Глава первая КТО Я ТАКАЯ? Близких друзей у меня не было никогда. Что касается моих близких знакомых, которым я в течение ряда лет оказывала значительную материальную помощь, то многие из них, как бы желая выказать свою благодарность, настойчиво убеждали меня написать мемуары. Я всегда решительно отвергала такого рода заигрывание, в искренности которого позволительно сомневаться. Лесть подобна духам: можно упиваться их ароматом, но пить их нельзя. По этой причине мною овладевает чувство отвращения, когда знакомые восторгаются моей необычайно хорошо сохранившейся внешностью, коллекциями драгоценностей и крупными суммами, которые я отпускаю на благотворительные цели, и восклицают чуть ли не со слезами на глазах: — Ах, милая Минна! Ты непременно должна написать мемуары, у тебя такой опыт, ты так много видела и столько пережила… всему миру ты известна как элегантная и образованная женщина — настоящая леди! После таких излияний я обычно изображала глубокую растроганность — в жизни постоянно приходится играть всевозможные роли — и благодарила моих знакомых за внимание, хотя мне следовало быть честной перед самой собою и сказать им: «Тю-тю-тю! Вы столько накурили фимиама, что моя душа скоро покроется сажей. Но ваше рвение совершенно напрасно, ибо в погребке у меня почти неограниченное количество виски и доброго коньяку и мой шофер тут же отвезет вас домой, как только вы начнете спотыкаться и сбиваться с мысли…» Я очень хорошо понимаю людей, которые в скучном обществе тоскуют по одиночеству и удаляются на минуточку в туалет. Скука общественной жизни, или, лучше сказать, светской жизни, стала тяготить меня уже три года назад. И я своевременно устранилась. Я чувствовала себя настоящей леди, но всегда боялась, как бы в один прекрасный день меня не стали называть Grand Old Lady — почтенной старой леди, что было бы ужасно. Итак, я уже упомянула, мои знакомые убеждали меня писать мемуары. Они настаивали на этом, очевидно полагая, что я все равно ничего писать не стану, так как не посмею рассказывать о своем прошлом, не посоветовавшись с адвокатом, или что я вообще не способна рассказывать интересно о делах, которые на самом деле весьма неинтересны. Так они думали, но это указывает лишь на то, что их мозги безнадежно заскорузли и заплесневели. Они плохо знают меня и не понимают, что моя добрая слава покоится не на тех поступках, от которых я воздержалась. Если я теперь вопреки своим прежним убеждениям сажусь за пишущую машинку и собираюсь писать всякое слово в строку (строка получится длинная, в ней найдут свое место и неприятные слова), это происходит по следующим причинам: орава моих эмоций с некоторых пор стала поднимать безумный крик, точно банда наемных подстрекателей, и мне хочется заявить во всеуслышание, что я отнюдь не ушла в свою скорлупу ради того, чтобы наедине беседовать со своей нечистой совестью, а просто я убегаю от зависти женщин и от глупости мужчин; я хочу показать, что и женщина может быть социально талантливой, например, отличной характерной актрисой, играющей все роли так, что ей верят и награждают аплодисментами. В последние годы я прочла целую груду различных мемуаров и с грустью пришла к выводу, что для подобной стряпни не требуется особенно ценных продуктов. Авторы названных сочинений раскрывают кладовые своей памяти прежде всего потому, что это модно; к тому же иные из них считают непоправимым бедствием свой уход со сцены и то, что грядущие поколения ничего не будут знать о столь незаменимых личностях, которые жили в нашем передовом культурном государстве. Они упускают из виду, что кладбища Финляндии заполнены могилами людей, тоже когда-то веривших, что мир без них не устоит. Те полтораста томов воспоминаний, на чтение которых я убила пятьсот дней, благоразумная хранительница моей библиотеки деликатно переправила на чердак или сплавила букинистам. Эти книги до того походили друг на друга, что вполне могли оказаться произведениями одного автора. Во-первых, они целомудренны, как поэзия Эркко, а их творцы… ах, и могло же найтись в нашей маленькой стране столько бескорыстных, благородных, неутомимых, одаренных, образованных, мудрых, человеколюбивых, скромных, незаметных, самоотверженных, патриотичных и конструктивных характеров! Если на их репутации раньше и было случайное некрасивое пятнышко или раздражающая ценителей красоты бородавка, то широкие мазки воспоминаний под конец надежно прикрыли их слоем краски, радующей глаз. И хотя известно, скажем, что автор в свое время сидел в тюрьме за государственную измену или за подстрекательство к мятежу, за неуплату налогов или за гомосексуализм, тем не менее в воспоминаниях эти маленькие грешки оборачиваются гражданскими добродетелями, на которые призывается читательское благословение. |
Источник
Мартти Ларни — Прекрасная свинарка
Полное название — «Прекрасная свинарка, или неподдельные нелицеприятные воспоминания экономической советницы Минны Карлссон-Кананен, ей самой написанные».
Сатирический роман «Прекрасная свинарка» увидел свет почти пятьдесят лет назад. «Американская мечта» будоражила воображение многих поколений обездоленных людей всего мира. Слухи о сказочно изобильной стране, где легко и быстро чистильщик сапог может стать миллионером, — заманчивы. Ларни с неподражаемым юмором, тонко высмеивая наивное и простодушное преклонение перед всем американским, показывая Америку изнутри, в соприкосновении с этой самой американской мечтой, развеивает иллюзии.
Много что изменилось в сегодняшнем мире. Однако искрометный юмор, язвительная точность оценок, бесстрашие сатиры автора и сегодня не менее интересны и полезны читателю. Судите сами.
Мартти ЛАРНИ
ПРЕКРАСНАЯ СВИНАРКА
или Неподдельные и нелицеприятные воспоминания экономической советницы Минны Карлссон-Кананен, ею самой написанные
Предисловие,
КОТОРОЕ СЛЕДУЕТ ПРОЧЕСТЬ
Однажды в декабре 1958 года, вечером — едва кончили передавать последние известия — у меня зазвонил телефон, и незнакомый женский голос назвал мое имя.
— Говорит экономическая советница Минна Карлссон-Кананен. Я хочу побеседовать с вами о деле, весьма для меня важном. Не могли бы вы сейчас приехать ко мне? Через десять минут моя машина будет у вашего подъезда.
Двадцатью минутами позже я был на Кулосаари в роскошном особняке видной предпринимательницы, известной также своей благотворительной деятельностью. Я тут же узнал хозяйку дома, ибо в течение многих лет видел ее бесчисленные портреты на страницах газет и журналов. Это была высокая, статная женщина, виски которой слегка тронула седина. Красивое лицо ее выражало усталость и было почти сурово. Она говорила по-фински без ошибок, но с легким иностранным акцентом.
— Прошу прощения за то, что я осмелилась побеспокоить вас. Вы один из тех одиннадцати финских писателей, которые ни разу не обращались в мой Фонд за ссудами и пособиями для продолжения своей литературной деятельности, и единственный, кого мне удалось поймать по телефону. Пожалуйста, садитесь! Виски, коньяк, шерри?
— Спасибо, не надо ничего.
— Отлично, я и сама не употребляю алкоголя. Но ведь я не писательница, а деловая женщина, что дает мне право на некоторые вольности. Не в моем обычае долго толочь воду в ступе, а потому перехожу прямо к делу. Я завтра уезжаю из Финляндии и больше, по-видимому, не вернусь в эту страну; разве что наведаюсь как-нибудь проездом. Последние два года я жила тихо, уединенно и за это время, используя личные дневники, написала воспоминания о некоторых событиях моей жизни. Мне хочется опубликовать эти воспоминания отдельной книгой, для чего нужна ваша помощь. Поскольку финский язык для меня не родной, в рукописи, естественно, имеются ошибки. Я прошу вас устранить грамматические погрешности, а затем направить мой труд издателю. Потом вы подадите счет в кассу Фонда, носящего мое имя, и ваше усердие будет оплачено. Я распоряжусь, чтобы приготовили деньги для вас. Вот и все, что я хотела сказать.
Она передала мне рукопись и встала, собираясь проводить меня в переднюю. Я осмелился полюбопытствовать относительно ее дорожных планов. Она ответила в своей спокойной манере:
— Сначала я думала переселиться на Канарские острова, но, съездив туда для ознакомления, тотчас отказалась от этой идеи. Поселиться там — все равно что переехать на Коркеасаари! Моя секретарша целый год искала подходящее место и в конце концов нашла. Итак, я уезжаю на острова Галапагос, где мне удалось купить пять тысяч гектаров земли. Там уже готова пристань для моих яхт и аэродром. Идеальное место для человека, которому надоело общество себе подобных. Ни радио, ни телевидения, ни электричества, ни полиции, ни любопытных соседей. Этот особняк со всей движимостью я сегодня передала в ведение моего Фонда. Ну вот и все. Я надеюсь, вы исполните мою просьбу и позаботитесь о том, чтобы эти скромные воспоминания стали книгой.
Аудиенция продолжалась пятнадцать минут.
И вот теперь я наконец исполнил просьбу экономической советницы Минны Карлссон-Кананен: ее мемуары выходят в свет. Я не стал ничего менять в них, хотя трудно было удержаться; лишь некоторым известным лицам я дал вымышленные имена — в силу пиетета. Однако могу заверить, что персонажи, фигурирующие в воспоминаниях, не являются плодом воображения.
Хельсинки, май 1959 г. М.Л.
Глава первая
КТО Я ТАКАЯ?
Близких друзей у меня не было никогда. Что касается моих близких знакомых, которым я в течение ряда лет оказывала значительную материальную помощь, то многие из них, как бы желая выказать свою благодарность, настойчиво убеждали меня написать мемуары. Я всегда решительно отвергала такого рода заигрывание, в искренности которого позволительно сомневаться. Лесть подобна духам: можно упиваться их ароматом, но пить их нельзя. По этой причине мною овладевает чувство отвращения, когда знакомые восторгаются моей необычайно хорошо сохранившейся внешностью, коллекциями драгоценностей и крупными суммами, которые я отпускаю на благотворительные цели, и восклицают чуть ли не со слезами на глазах:
— Ах, милая Минна! Ты непременно должна написать мемуары, у тебя такой опыт, ты так много видела и столько пережила… всему миру ты известна как элегантная и образованная женщина — настоящая леди!
После таких излияний я обычно изображала глубокую растроганность — в жизни постоянно приходится играть всевозможные роли — и благодарила моих знакомых за внимание, хотя мне следовало быть честной перед самой собою и сказать им: «Тю-тю-тю! Вы столько накурили фимиама, что моя душа скоро покроется сажей. Но ваше рвение совершенно напрасно, ибо в погребке у меня почти неограниченное количество виски и доброго коньяку и мой шофер тут же отвезет вас домой, как только вы начнете спотыкаться и сбиваться с мысли…»
Я очень хорошо понимаю людей, которые в скучном обществе тоскуют по одиночеству и удаляются на минуточку в туалет. Скука общественной жизни, или, лучше сказать, светской жизни, стала тяготить меня уже три года назад. И я своевременно устранилась. Я чувствовала себя настоящей леди, но всегда боялась, как бы в один прекрасный день меня не стали называть Grand Old Lady — почтенной старой леди, что было бы ужасно.
Итак, я уже упомянула, мои знакомые убеждали меня писать мемуары. Они настаивали на этом, очевидно полагая, что я все равно ничего писать не стану, так как не посмею рассказывать о своем прошлом, не посоветовавшись с адвокатом, или что я вообще не способна рассказывать интересно о делах, которые на самом деле весьма неинтересны. Так они думали, но это указывает лишь на то, что их мозги безнадежно заскорузли и заплесневели. Они плохо знают меня и не понимают, что моя добрая слава покоится не на тех поступках, от которых я воздержалась. Если я теперь вопреки своим прежним убеждениям сажусь за пишущую машинку и собираюсь писать всякое слово в строку (строка получится длинная, в ней найдут свое место и неприятные слова), это происходит по следующим причинам: орава моих эмоций с некоторых пор стала поднимать безумный крик, точно банда наемных подстрекателей, и мне хочется заявить во всеуслышание, что я отнюдь не ушла в свою скорлупу ради того, чтобы наедине беседовать со своей нечистой совестью, а просто я убегаю от зависти женщин и от глупости мужчин; я хочу показать, что и женщина может быть социально талантливой, например, отличной характерной актрисой, играющей все роли так, что ей верят и награждают аплодисментами.
Источник