Расул гамзатов стихи пить можно всем

Исчезли солнечные дни,
И птицы улетели,
И вот одни проводим мы одни
Неделю за неделей.

Вдвоем с тобой, вдвоем с тобой
Остались ты да я…
Любимая, любимая,
Бесценная моя!

На косы вновь твои смотрю,
Не налюбуюсь за день…
Птиц улетевших белый пух
Пристал к отдельным прядям…

Помню, я в чужом краю гостил,
Видел, как поэты состязались,
Как друг друга, не жалея сил,
Перепеть любой ценой старались.

Был мне непонятен этот спор.
Что за блажь перепевать друг друга!
Сильному уступишь — не позор,
Слабого осилишь — не заслуга.

Когда я окажусь на свете том —
Отца и маму снова повстречаю!
Беседу не отложим на потом.
— Как на земле?
А я не отвечаю…
Как праведным поведать правду им?..
Уж лучше бы родился я немым.

Когда я окажусь на свете том…
И встречу там войной убитых братьев:
— Ну, как страна? Как Родина? Как дом?..
Впервые им захочется солгать мне.
Как павшим на полях большой войны
Сказать, что больше нет уж их страны?..

Мне кажется порою, что и строчки
Не о любви не напишу я впредь.
Я все свои стихи другие в клочья
Порву и брошу в печь, чтоб им сгореть.

Давно бежит с горы моя дорога,
Кто знает, сколько мне осталось дней.
Жизнь лишь одна, но было б жизней много,
На всё хватило бы любви моей.

И где б я ни был, что б со мной ни сталось,
Пусть лишь любовь живёт в моих стихах.
Не так уж много впереди осталось,
Чтобы писать о всяких пустяках.

Воспеваю то, что вечно ново.
И хотя совсем не гимн пою,
Но в душе родившееся слово
Обретает музыку свою.

И, моей не подчиняясь воле,
Рвется к звездам, ширится окрест…
Музыкою радости и боли
Он гремит — души моей оркестр.

Но когда скажу я, как впервые,
Это Слово-Чудо, Слово-Свет, —
Встаньте, люди!
Павшие, живые!

Многие, наверно, помнят проникновенные слова:

Мне кажется порою, что солдаты,

С кровавых не пришедшие полей,

Не в землю нашу полегли когда-то,

А превратились в белых журавлей…

Эта песня, впервые прозвучавшая в 1969 году — а пел ее Марк Бернес, стала символом памяти о погибших в Отечественную войну. Расул Гамзатов, ее автор, принадлежал к немногочисленному народу, который жил в горах Кавказа, имея своей столицей Махачкалу. Его отцом был народный сказитель Гамзат Цадаса, а сам Расул последовал, еще юношей, поэтической тропой отца. После педагогического училища он какое-то время преподавал в школе, а в 1945 году отправился в Москву, в Литературный институт им. Горького, где радушно привечали молодежь из ранее угнетенных дальних народов.

В институте студенчество подобралось интересное и талантливое. Молодые ребята, среди которых были и его сверстники-фронтовики, захотели узнать, что пишет этот кавказец, а писал он на своем, мало известном в Москве аварском языке, — стихи. Звучали они непривычно, но некая мелодия в них слышалась.

И так случилось, что на третьем году его учебы была в Дагестане издана небольшая книжечка его поэзии в переводе на русский «Земля моя», а стихи перевели институтские приятели — Наум Гребнев и Яков Козловский. Аварского они, конечно, не знали и воспользовались подстрочником, обращаясь иногда к автору с вопросами. Вскоре и московское издательство «Молодая гвардия» выпустило небольшую книгу стихов Гамзатова, тоже в переводе на русский, и книга посвящалась его старшему брату, погибшему на войне. Последовали другие сборники, а в 1954 году — целый двухтомник, тоже в Москве. Стихи по-прежнему переводили двое институтских знакомца, ставшие теперь друзьями. К началу 60-х годов таких сборников вышло около двух десятков, а Гамзатов, получивший Ленинскую премию, стал орденоносцем.

Читателям полюбились его «Журавли». Знатоки поэзии (этих было поменьше) хвалили небольшие, в несколько строк, и очень образные стихи — такие, как например:

Пить можно всем,

Необходимо только

Знать, где и с кем,

За что, когда и сколько.

Публиковался Гамзатов широко на русском, и продолжали его переводить те же институтские друзья: одному из них ближе была лирика и «восточные мотивы», а другому — гражданские темы и «двустишия». Иногда к переводам подключалась Юнна Мориц и другие поэты.

Затем явились на свет гамзатовские эпиграммы, не щадившие никого. Вот одна из них:

Организуем юбилей поэту,

Ведь у него чины, награды, звания.

Одна беда: стихов приличных нету

Для юбилейного издания.

Читающий народ знал, о ком тут идет речь… Дошла очередь и до стихотворных «Автографов», предназ­начавшихся друзьям и разным уважаемым лицам: поэту из его краев Кайсыну Кулиеву, литератору-рассказчику Ираклию Андроникову, композитору Яну Френкелю. Стали «Журавли» (в переводе Питера Темпеста) известны и загранице. Американец Темпест аварского языка не знал, не знал он также, что в оригинале никакой рифмы нет, а имеется только «напев». Он пользовался русским текстом Гребнева…

Впоследствии Расул Гамзатов занимал пост председателя Союза писателей Дагестана, жил большей частью в Москве, временами наезжая в родной аул Ахвах, — и продолжал славить свой маленький народ. Не без его помощи в Гунибе был воздвигнут обелиск в честь погибших на Отечественной войне, и назвали обелиск «Белые журавли».

Свою долю известности, а также награды (на последнее расщедрились Дагестан и Кабардино-Балкария) получили и переводчики. Они имели теперь возможность публиковать и что-то свое: так, в огоньковской серии вышла книжечка Козловского. Приведу несколько строк из напечатанного там стихотворения «Князь»:

Из Золотой Орды был родом

Слегка раскосый этот князь.

И в бой не раз, как шли походом,

Бросал свой полк, перекрестясь.

…

В отставку выйдя, он и зиму

Любил в именье проводить.

В письме жена его кузину

Не преминула известить:

«Нам к Рождеству была отрада,

Приехал Пушкин — звездный гость.

И объяснять тебе не надо,

Что без стихов не обошлось».

Другой переводчик, Гребнев (в 30-е годы, еще мальчиком, семья привезла его в Союз из китайского Харбина) мог теперь взяться и за переводы старинных поэтов Азии, а также особенно любимого им Омара Хайама.

А сейчас давайте немного отойдем в сторону. Дело в том, что недавно, в 2009 году, в России появилась очередная книга Михаила Веллера, названная «Легенды Арбата». Среди прочего, имелась там и новая байка о том, как в московском ресторане встретилось трое друзей-писателей (автор именует их «Нюма и два Яши). За скромной выпивкой-закуской они жаловались на свою судьбу: «Печататься совершенно невозможно. Стихи никому не нужны, а издательские планы забиты на шесть лет вперед», причем, отбрасывая всех иных, «маститые прут как танки!» И вот одному из собеседников приходит в голову интересная идея: а что если найти поэта из малого народа (на них в издательстве план) и, изготовив перевод его стихов на русский, продвинуть в печать? Ему будет хорошо — и переводчикам тоже.

Тут, как черт из коробочки, в дверях ресторана появляется молодой джигит с выразительным кавказским носом. Друзья приглашают его за свой стол, именуя Русланом (а он — Расул, и восточный этикет не позволяет ему сделать замечание старшим). В беседе и выпивке постепенно выясняется, что на своем языке ему известны разные поэтические слова — «небо», «ручей», «верность», «мечты», и троица понимает: нужный национальный кадр найден! Расулу задается вопрос, не желает ли он стать самым знаменитым поэтом на Кавказе? Конечно, он желает! Тогда ему был представлен план: «Мы — пишем стихотворение. Ты — переводишь его на свой язык, как умеешь. Потом ты публикуешь его дома, а мы сразу же печатаем его на русском, в московском журнале». И в результате, «ты, как представитель малого народа, создающий его литературу, автоматически выставляешься на Ленинскую премию. Ну, как?» Кавказский гость согласился.

Снова цитирую Михаила Веллера: «Вот так появилась на свет знаменитая некогда книга аварца Расула Гамзатова «Высокие звезды», получившая в 1963 году Ленинскую премию, а сам Гамзатов — орден Дружбы народов и скорую мировую славу». (Подтверждаю: книгу действительно издали в Москве, и она удостоилась премии, а автор — ордена.) Веллер продолжает: «Переводчики Козловский и Гребнев стали состоятельными и вошли в реестр поэтического мира, а националы стояли к ним в очередь со своими подстрочниками подмышкой». — Но это еще не все! — «К юбилею Гамзатова редактор дагестанской многотиражки сдуру решил сделать сюрприз: он раздобыл аварский текст последней поэмы Гамзатова и напечатал его во весь разворот в один день с публикацией на русском в «Известиях». Сравнение было не в пользу… Отдел культуры райкома партии гасил скандал, а разъяренный Гамзатов гонялся по улицам за редактором, вопя о кровной мести».

Михаил Веллер — выдумщик блестящий. Это он сочинил байку о военном подвиге Моше Дайана в Отечественную войну (Дайан в Союзе ни разу не был) — но подвиг, описанный в байке, он вполне мог совершить! Сочинил Веллер и байку о «сером кардинале» Михаиле Суслове: как тот ухитрился увидеть в архитектурном проекте Нового Арбата контуры еврейского «Пятикнижия» (про Суслова — тоже выдумка, но весьма близкая характеру этого советского правителя). В том же ряду находилась и байка с участием «ресторанных друзей аварского стихотворца…»

Нет, недаром в одном из стихотворений Гамзатова были строчки:

Обронил слезу, а клин усталый

Отозвался горестно вдали.

Музыка, когда б не ты, пожалуй,

И мои б забылись «Журавли».

Да, если бы не музыка, которую привнесли в поэзию русские его соавторы Гребнев и Козловский…